Художник

Сидя на краю кровати спальни в Арле, он смотрит в окно на звездную ночь над пшеничным полем с воронами. В углу комнаты на столике стоит ваза с астрами и флоксами. На шкафу около двери тоже замерли три подсолнуха в вазе. Под столиком лежат размокшие и грязные, окончательно потерявшие форму башмаки. Где-то неподалеку стоит стул c трубкой. Закрыв на минуту глаза, он вспоминает желтый дом, красные виноградники в Арле, еще через пару минут перед его взором предстают ирисы. Он вспоминает как любил прогуливаться по тропинке в поле с ивами, мимо трех белых коттеджей в Сен-Мари, доходя до реки, где разгружались угольные баржи. Рыбацкие лодки на берегу в Сен-Мари качались на водной глади. Где-то неподалеку находилась стоянка цыганского каравана и старая мельница.

 

 

Одинок и побежден. Безумие изматывает его. Длительный пост заставляет его томиться. Единственный бальзам, который его утешает — это чтение потрепанных книг. Вчера поклялся не возвращаться к работе, но сегодня происходит то же самое. Когда перед ним находится холст, то он чувствует то же, что и Бог в первый день Творения. Он встает с кровати на автомате, его глаза устали от недосыпания, затем, в прохладном свете зари подходит к мольберту и начинает писать, забывая о времени, разрывая холст густыми мазками синего цвета. Когда он закончил, оказалось, что оставшееся ухо случайно испачкалось.

ДОЧКИ-МАТЕРИ

Алиева – приятная молодая преуспевающая бизнес леди. Она постоянно следит за модой, имеет тонкий неповторимый вкус и опрятно одета. Курит она длинные сигареты Vogue и носит очки Ray Ban. Как ни странно, у Алиевой есть маленькая карманная собачка Чихуахуа. Когда та поднимает ножку и делает свое грязное дело, а происходит это довольно часто, ввиду перманентного страха, Алиева, глубоко затягиваясь, выпускает изо рта колечко дыма, и виновато улыбается. Наверное, курит она не так часто, так как зубы у нее ослепительно белого цвета, или просто она лицо Центра Семейной Стоматологии. Алиева – натуральная блондинка, волосы у нее всегда красиво уложены в салоне MAIJA, а ушки украшают маленькие сережки с бриллиантиками, по-видимому, из белого золота.
Случайные прохожие узнают Алиеву и говорят друг другу вслед: “Алиева! Алиева!”

За Алиевой идет Нарышкина. Нарышкину приятной не назвать, даже с натяжкой. Она выглядит очень устало, одежда на ней перепачкана и не особо свежа, и лет Нарышкиной уже немало. Во рту у него тлеет тонкая сигаретка Kiss, на очках не хватает дужки, и они небрежно заклеены скотчем. На плече Нарышкиной дворовая кошка. Каждые двадцать минут она выпускает ее из рук на газон. Кошка шипит и злобно мяукает, а Нарышкина агрессивно скалится. Зубы у нее почерневшие, волосы редкие и их немного осталось. В ухе Нарышкиной вызывающе покачиваются серьги, купленные в переходе около ТРЦ Семья.
Мимолетные прохожие смотрят на Нарышкину, но не могут вспомнить, кто это.
Нарышкина – мать Алиевой.

За Нарышкиной идет Ефимова. Очень милая старушка. На ней выглаженный бархатный костюмчик с заплатками на рукавах и коленях. Во рту бантиком завернутый Беломор, на носу гордо нацеплен пенсне. На плече Ефимовой сидит кенар. Иногда он взлетает ввысь, и из него что-то сыплется, а иногда он даже пытается затянуть скучную песнь, но потом снова садится на прежнее место. Зубы у Ефимовой вставные, волос нет, их заменяет седой парик, а в ушах переливаются сережки с жемчугом.
Редкие прохожие на Ефимову не смотрят.
Ефимова – мать Нарышкиной и бабушка Алиевой.

За Ефимовой в инвалидном кресле везут Галимову. Галимова стара и седовата. Она кутается в теплую шаль и шерстяное одеяло. Во рту у нее дымится трубка, в руках газета «Жизнь». В руке Галимовой застыл бинокль, а на плече сидит клоп. Зубов у Галимовой давно уже нет, сережек тоже.
Пробегающие мимо прохожие стараются на Галимову не смотреть.
Галимова – мать Ефимовой, бабушка Нарышкиной и прабабушка Алиевой.

За Галимовой несут гроб. В гробу – Безрукова. Безрукова тиха, укрыта бордовой тканью, во рту и в руках у нее ничего нет. На плече Безруковой застыла мокрица. Больше о ней, и не скажешь ничего.
Прохожие от нее шарахаются и переходят улицу.
Безрукова – мать Галимовой, бабушка Ефимовой, прабабушка Нарышкиной и прапрабабушка Алиевой.
Покончив с ритуальностями, дочки-матери неспешно возвращаются домой.
Происходит замена.

В гроб ложится Галимова, в коляску Галимовой садится Ефимова, бархатный костюм Ефимовой надевает Нарышкина, а одежду Нарышкиной вместе с кошкой нацепляет на себя Алиева.
Дочка Алиевой, как только подрастет – сразу закурит электронную сигарету, наденет очки, уткнется в планшет и пойдет гулять с собакой.
Вот такие они дочки-матери.

ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ, ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ НАЧАЛСЯ СЕГОДНЯ РАНО

Это был один из самых жарких дней лета 2012 в Башкирии. Дождя не было уже больше месяца. Урожай практически горел на солнце. Даже коровы с трудом давали молоко. Уровень воды в реках катастрофически падал. И местами даже на реке Белой виднелись островки. Уровень воды опустился до критический отметки в 140 сантиметров. Отдельные ручьи вообще ушли обратно в землю, скрываясь от изнуряющей жары. Это был сухой сезон и многие сельхоз. предприятия Республики несли гигантские убытки.

Каждый день, Андрей Рахматуллин и его братья пытались достать воды для поливки полей в своем фермерском хозяйстве. Гигантская цистерна на краю деревеньки уже давно иссякла, и им приходилось возить воду из самой столицы Республики — Уфы.

В этот день 3 августа жена Андрея, Эльмира Рахматуллина стала свидетелем чуда увиденного собственными глазами. Эльмира была на кухне, готовя обед на всю большую семью Андрея, как вдруг она увидела своего семилетнего сына Булата, подходящего к лесу. Он шел не беззаботной детской походкой, как обычно, а целенаправленно явно с серьезными целями. С кухни была видна только его маленькая детская спина, но было заметно, что каждый метр ему дается с трудом, и он пытается идти, медленно чеканя каждый шажок.

Через несколько минут, он скрылся в лесной чаще, а затем вновь выбежал в сторону дома. Однако спустя несколько мгновений, он снова медленно двинулся в чащу леса. Прошел час и за это время его маленькие походы повторились несколько раз, Булат также осторожно и медленно ходил в лес, и вновь бежал обратно домой.

Наконец, сгорая от любопытства, Эльмира вышла из дома и устремилась вслед за Булатом, стараясь делать это как можно менее заметно, дабы не спугнуть сына.

В обеих ручонках перед собой, он держал воду, может быть две или три столовые ложки поместились в его ладошках. Эльмира подкралась поближе, наблюдая за сыном.

Пробиваясь через колючки и заросли крапивы, он уверенно шел к своей цели.

Несколько крупных оленей стояли пред ним. Булат подошел к ним вплотную. Эльмира, чуть не закричала в этот миг, в страхе за сына. Огромный олень с ветвистыми рогами был в опасной близости от мальчугана. Однако он даже не подошел к ребенку. Булат опустился на колени и Эльмира увидела крошечного олененка лежащего на земле, страдающего от жажды и солнечного удара. Олененок с трудом поднял голову, чтобы вылакать воды принесенную мальчуганом.

Когда вода в рукам закончилась Булат вскочил, и бросился бежать обратно к дому. Эльмира проследовала за ним. Мальчик подбежал к бочке с водой и немного приоткрыл кран. Вода медленно по капле наполняла его маленькую импровизированную «чашечку».

И тут все стало ясно для Эльмиры, он получил огромный урок, когда она отругала его неделю назад, поймав Булата играющего со шлангом около сарая. Поэтому он и не просил ее помочь в этой важной миссии.

Понадобилось почти 15 минут, чтобы наполнить его руки медленной струйкой. Когда он поднялся и начал свой обратный путь, Эльмира встала перед ним. Его маленькие глаза наполнились слезами: Мама, я не играю, — все что он сказал.

Когда он вернулся вновь, Эльмира присоединилась к нему принеся небольшой горшок из кухни, но осталась в стороне, ведь это была его работа!

Она стояла на краю леса и наблюдала самый красивый поступок, спасение другой жизни. Слезинки катились по ее щекам, и внезапно к ним присоединились другие капли, все больше и больше. Эльмира Рахматуллина взглянула на небо.

Шел дождь, первый дождь за долгий август и в каждую секунду он становился все сильнее. Будто там, на небесах, кто-то тоже рыдал навзрыд…